Проблема

Я сижу и качаюсь, снова и снова. Я не могу сидеть спокойно и слушать лекцию, я даже не могу спать и думать. У меня проблема: я очень хочу есть. С утра попила лишь ущербный чай с бутербродом и съела яблоко, а сейчас вынуждена торчать на этой глупой лекции без еды и времени уже третью пару. Это невыносимо мучительно. Каждая клеточка моего истощенного организма вопит и стонет! Эти вопли режут мне уши и терзают изнутри, но никто, кроме меня, их не слышит. Мои руки уже вспотели и трясутся. Я потеряю сознание, если тотчас же что-либо не поглощу. От каждого вздоха становится все труднее выжить в этой ситуации. Как же это жестоко и бесчеловечно заставлять бедных, истощенных детей высиживать в этом голодном аду. «С тобой что-то не так? На тебе лица нет!» — спросят у меня опять. А этот вопрос вызовет столько гнева, что в ответ я бы просто съела человека, задавшего его. А эта женщина в костюме, цвета аппетитного, сытейшего шоколада. Как я хочу прямо сейчас встать – и набросится на нее, как хищник на свою жертву. Я бы сейчас съела даже собственные пальцы. Ещё несколько минут – и я вскроюсь. Еще мгновение – и это конец…

И опять я смотрю в небо. Куда-либо еще смотреть бессмысленно, ведь все равно тебя почти никто не замечает. У меня такая проблема, точнее, это не то, чтобы проблема, а скорее, проблемка. Я хочу есть. Но мне не привыкать испытывать это чувство, которое стало для меня уже практически постоянным. Но это ничего, я как-нибудь перебьюсь, все же вчера днем съела горбушку батона, так что потерпеть пару дней можно. Гораздо более важная для меня проблема – это то, что моя младшая сестренка голодает. Утром на деньги, что мы выручили с подаяний, мне удалось купить Лизе бублик, но ведь этого так мало! Вот и сидишь опять в переходе, видишь одних и тех же людей изо дня в день, которые уже просто не обращают на нас внимания. Ну а куда нам еще идти? Походим по району, а потом опять вернемся на уже пригретое нами место. Лиза плачет. Я положу ее маленькую головку себе на плечо и начну успокаивать, говорить, что скоро все наладится, а пока просто пусть перестанет думать о еде. А как загораются ее большие небесные глаза, когда какой-то любезный господин протягивает нам довольно значительную купюру. Но как они гаснут, когда мы возвращаемся домой, и практически все вырученное нами за день, мы вынуждены отдать родителям на бутылку.… И как глаза ее истошно кричат о помощи, так как у голоса уже нет сил, когда родители нас бьют, если принесенных денег не хватает на бутылку… Но если перепадает удача, и денег остается ещё Лизе на булочку или даже на две, то мы пребываем в искреннем восторге! Жаль, что было такое в последний раз месяца полтора назад… А скоро зима. Я так не хочу на эту жестокую улицу, просить милостыню… Я очень люблю родителей, и надеюсь, что они скоро поправятся. Когда к нам подходит дядя милиционер и спрашивает, что с нами, нужна ли нам помощь, то мы говорим, что с нами все в порядке, это просто эксперимент и нам интересно, сколько мы можем заработать. Естественно, нас тогда выгоняют, но мы опять возвращаемся на место, а как же по-другому… Будем сидеть до исступления, пока руки не посинеют, пока в обморок не упадем…

Какой прекрасный день! Солнце освещает все вокруг, пронзает своим ярким светом даже самые далекие уголочки души. А вот идет девушка на высоченных каблуках, размахивая длинным блондинистым хвостом, такая яркая и веселая, как этот день. В одной руке у нее кусок ароматнейшей пиццы, а в другой – пакет апельсинового сока. Она не торопясь спускается в переход. Каждый стук ее каблуков раздается эхом по всему пространству помещения. «Девушка, подайте…» — слышится жалобная мольба с левой стороны перехода. Двое детей, прижавшись друг к другу, смотрели прямо ей в глаза и протягивали руки. Мимо них девушка прошла также феерично и громко, как шла до этого. «Ничего, Лиза, это не проблема…».