Голос из 60-х. К юбилею журфака
Дорогой наш Журфак
Как бы тебя не именовали – институтом ли, иным каким-то почетным словом, но для нас, выпускников 60-х, ты навсегда останешься Журфаком, именно так – с большой буквы – родным, близким, дорогим… Хотя факультета как такового тогда еще было, а было отделение журналистики филологического факультета.
Мы, тогдашние мальчишки и девчонки, поступавшие в университет прямо со школьной скамьи, без обязательного, как стало позднее, двухлетнего производственного стажа, были, словно птенцы, только что вылупившиеся из скорлупы – желторотыми, хотя и задиристыми, а некоторые и втихаря «мнящими» о себе и о своем высоком призвании… Время было такое многообещающее: со смертью Сталина, казалось, уйдет в небытие и всё жестокое, несправедливое, связанное с этим именем. ХХ съезд партии укрепил надежды и иллюзии… И – целина! На уборку первого огромного целинного урожая 1956 года призвали многих моих сверстников-комсомольцев и меня то же… А комиссаром студенческого поезда был секретарь комитета комсомола БГУ Женя Бабосов (ныне академик)…
Золотое было времечко! И на преподавателей нам везло: рядом с Григорием Васильевичем Булацким, непререкаемым шефом-авторитетом факультета, были такие мастера педагогики (это мы поняли позднее), как рассудительный декан филфака Михась Ларченко, мудрый Марк Зерницкий, знаток зарубежной литературы, увлеченно и увлекательно читавший лекции Давид Факторович, «античник-златоуст» Наум Лапидус, юные, словно школьницы, обаятельные Нина Сницерова и Ариадна Апелинская…Замечательная была преподавательская команда! Признаюсь, хоть и сами мы были еще детьми горькими, но не было тогда у нас какого-то пиетета в отношении к нашим наставникам. Мы смело задавали им каверзные вопросы, пытались разыгрывать… Не было у нас и понимания уникальности личности Булацкого, его коллег, мы относились к ним с юношеским максимализмом-нигилизмом – посмеиваясь, подтрунивая, как к чему-то необходимому, неизбежному… Словом, по принципу: терпеть – пожалуйста, любить – увольте!
Это заметно даже по тому небольшому эпизоду, в котором задействованы были уже тогда набиравшие популярность наши сокурсники Янка Сипаков, Виктор Дашук, Борис Саченко, а еще весельчак и балагур Гарик Проволович… Действительно, было так: с шиком, каждый в отдельном такси подъезжают наши сокурсники к учебному корпусу, всем своим видом демонстрируя Булацкому, который туда же подходил по давней привычке пешочком: знай, дескать, наших… Да, конечно, «жарт»… Да, беззлобная шуточка, мальчишество… Но было в ней что-то вызывающее, что ли, показное…
В своем тогдашнем дневнике я нашел недавно еще более задиристый, если не хулиганский, по своей сути, эпизод, когда, сдав госэкзамен по журналистике, некоторые ребята устроили во дворе общежития костер из конспектов, всласть потешаясь остротами типа: смотрите, как из «Искры» возгорается пламя… Были мы тогда уже без пяти минут выпускниками, но все равно оставались мальчишками, хотя и хватившими вместе с родителями лиха, нужды, но! настоящего горя не познавшими – оно, это горе, досталось на долю старших поколений. Последнему из них, предвоенному, и принадлежал Григорий Васильевич…
Закончил десятилетку он еще до войны – в 1939-м, когда его будущие студенты еще пешком под стол ходили, а я так вообще в том году родился… Тяжело давалась наука бывшим фронтовикам, но, задержавшись на старте, и приобретя жизненный опыт, закалившись в различных передрягах, они быстро наверстывали упущенное. К 1955-му, когда мы впервые увидели своего будущего декана, он был уже кандидатом наук… Но нас ничем невозможно было удивить… Подумаешь, кандидат, знавали мы и докторов… Прошел войну? А кто её не проходил? Красная Звезда на гимнастерке? После войны трудно было кого-то удивить орденами…
И тем не менее его побаивались: в нем была какая-то необъяснимая для нас твердость и напористость, которую позднее назовут модным словечком — харизма. Это сейчас мы чувствуем себя героями, а тогда многие дрожали при одном только имени Булацкого. От него и в самом деле многое зависело – экзамены, стипендия, устройство в общежитии … Он вникал во все мелочи, от его проницательного взгляда укрыться было невозможно. Да, проницательного! Он отличался умением разбираться в людях, а еще была у него какая-то удивительная интуиция, своего рода ясновидение.
На отделение журналистики филфака принимали тогда всего 25 человек, а одних медалистов набиралось более тридцати. Но, слава богу, было спасительное для остальных правило: обладателям медалей отводилось 80 процентов мест, остальные – на общий конкурс… На каких-то семь остающихся претендовало более 140 человек. И вот тут-то в дело вступал Булацкий. Позднее мне рассказывали, как скрупулезно изучал он личные дела абитуриентов… Ошибки, как и на войне за штурвалом самолета, на котором он летал в роли штурмана, не допускались… Я был в числе тех, кто, как и Иван Сипаков, оказался среди ребят, набравших нужные баллы, но в число студентов попадали из них не все. Требовались публикации, характеристики… Мне повезло: на мои публикации, рекомендации районки и «Піянера Беларусі” обратил внимание сам Булацкий, уже тогда бесспорный лидер в решении вопросов, связанных с приемом на отделение журналистики.
– Костры, говоришь? – брови Булацкого подскочили вверх (это он, наверное, увидел мои стишата). – Это художественный образ? Или в самом деле?
Пришлось сознаться: костры всамделишные, но – купальские… С новогрудских взгорков они далеко видны…
Заметил я: особые симпатии Григорий Васильевич проявлял к деревенским ребятам, тому же Сипакову, Саченко, Дашуку, Николаеву, Бартошевичу…И ко мне, ведь я был к тому же самым маленьким — не по росту, а по возрасту, поскольку в школу пошел с шести лет… Хотя, впрочем, «любимчиков» у него не было, ко всем относился дружески-требовательно. Высоко ценил Сипакова, которому не удалось с первого захода поступить в БГУ. Целый год Иван трудился в районке, не гнушался черновой работы «литраба» –обрабатывал заметки селькоров, участвовал в рейдах; и — писал, писал, как одержимый – стихи, корреспонденции, очерки, зарисовки… Собрав все свои публикации, а набралось их за год, пожалуй, едва ли не пуд, взобрался, как и в первый раз, на крышу вагона и снова приехал в Минск… На сей раз его усердие заметил сам Булацкий… Шли годы, и — вот результат: произведения Янки Сипакова, наравне с классиками, изучают в учебных заведениях. Многие его стихи, поэмы, эссе отличаются глубоким философским «роздумам», тонким лиризмом, теплым юмором. За книгу «Вече славянских баллад» удостоен госпремии. Заработал и звание заслуженного, и – заслуженно!
«Школу Булацкого» с блеском прошел и Борис Саченко, дитя полесской глубинки, земляк самого Мележа! Помню, на лекциях, особенно если были они скучными, втихаря писал рассказы, а к окончанию университета выпустил симпатичную книжицу «Дарога ішла цераз лес”. Шла, шла эта дорога и привела Бориса в большую литературу. Романы, повести, рассказы, — солидный получился багаж… А следом награды – лауреат, заслуженный… В последние годы жизни руководил издательством Белорусской энциклопедии. Большим тружеником был и из жизни ушел на рабочем месте…
Вообще говоря, многие наши коллеги под пристальным приглядом Григория Васильевича уже с первых курсов блистали (а некоторые и сегодня блистают!) творческими удачами. Свое веское слово в кинематографе сказал Виктор Дашук, ставший известным режиссером, народным артистом Советского Союза. Александр Станюта, сын знаменитой Стефании, написал о ней замечательную книгу, а также ряд повестей, литературоведческих статей… Николай Соколов прославился острыми памфлетами, да так, что сам Савелий Павлов, известный мастер этого жанра, с почтением пожимал ему руку… Володя Василевич стал мастером верстки телепередач, а по совместительству – увлеченным рыболовом…
Не затерялись и те, кто по окончанию университета уехал из Минска. Иван Пехтеров попросил направить его в Рязань, на родину его кумира Сергея Есенина, а вернувшись на родную Могилевщину, издал несколько сборников пронзительной по искренности лирики, уважаем и местными властями, и радиослушателями… Эдуард Корпачев не затерялся и в Москве, одну за другой издает книги повестей и рассказов… Там же, в Белокаменной, оказался при деле и генеральский сын Саша Рязанский, оставшийся верным своей излюбленной спортивной тематике…Там же, говорят, в каких-то высоких дипломатических сферах трудится и Иван Старовойтов, вокруг которого кипели нешуточные страсти в связи с его поступлением в КПСС, что тогда в студенческой среде было сродни едва ли не с полетом в космос…Оттого и кличку присвоили ему обидную и, думаю, незаслуженную: наш «карьерист». А Аустра Ронис и Жора Гуков вернулись в свою любимую Ригу на крупные должности в ЦК Компартии Латвии, за что сейчас и страдали — не могли получить латышского гражданства. Ася, хотя и латышка и прекрасно владеет родным языком, но родилась, видите ли, в Ленинграде, значит, в среде оккупантов… Похожая ситуация и с Гуковым. Отдыхая в санатории «Беларусь» в Юрмале, я их не без труда нашел и мы долго, до полуночи обсуждали жизненные пертурбации. Добрым словом вспоминали рижане и нашего декана, а Нине Сницеровой Ася передала роскошный букет роз…
Не забываются и никогда не забудутся дорогие нам имена наших коллег, рано ушедших из жизни. Юра Новиков, главный редактор ТВ, певец новополоцких строителей, талантливейший журналист и шахматист, заядлый спорщик, за что мы по-дружески беззлобно прозвали «демагогом»… Володя Машков, ставший популярным детским писателем… Леонид Лукашенок, инструктор Витебского обкома партии… Саша Щаснович, зам. редактора белыничской районки… Света Ефремова, взобравшаяся по служебной лестнице до уровня одного из руководителей крупного города… Всех не перечесть и все – яркие, многообещавшие в те годы таланты…. Как-то стали прикидывать-вспоминать – нет уже половины нашей студенческой группы. Дети войны, послевоенной разрухи-голодухи… Светлая, вечная память вам, друзья, всем, кто ушел в мир иной, так и не реализовав свои замыслы, не растратив до конца свой творческий потенциал…
Нас так и называли – дети Булацкого. Григорий Васильевич внимательно следил за нашим творческим ростом. Помню, собрались мы как-то «На ростанях» (был такой ресторанчик на площади Якуба Коласа), чтобы отметить двадцатилетие окончания отделения журналистики. Как водится, помянули тех, кто ушел в мир иной, подняли тост за любимых преподавателей – Нину Александровну Сницерову, Михаила Евгеньевича Тикоцкого, ну и, конечно, самого Булацкого… И вдруг наш декан обращается к Николаеву, который после БГУ уехал в Ошмяны, да так и прижился там – редактором районки.
– А помнишь, Юра, мои лекции? – выкрикнул он через зал, уже изрядно повеселевший от дружеского общения. Николаев слегка опешил, но не растерялся: как же можно их забыть, Григорий Васильевич?
– Тогда скажи, – продолжал Булацкий на полном серьезе, – а сколько агентов «Искры» было в Ошмянском районе?
Зал так и грохнул: завёл декан любимую пластинку… Сейчас заговорит о Лепешинском, Луначарском, Еремееве… Но до этого дело не дошло…Кстати, недавно я перечитал его исследования о публицистах ленинской школы. Сколько в них ценных мыслей, наблюдений! Изучить бы поглубже их творчество – сколько пользы дало журналистам, особенно молодым.
А недавно в отделе новых поступлений Национальной библиотеки увидел солидный фолиант в твердой красочной обложке – «На хвалі часу, у плыні жыцця”. Автор – наш “братачка”, как его мы дразнили за частое употребление этого словца, а ныне Почетный гражданин Ошмянского района Юрий Николаев. Скурпулезный рассказ о истории района, журналистах и авторском активе газеты “Ашмянскі веснік”. Правда, об агентах “Искры” там почему-то ничего не говорится. А вот это, дорогой Юрий Иванович, оч-чень серьезное упущение…
Жаль, редко встречаемся… И с друзьями-«однокашниками» и с любимыми преподавателями. Журналисты — народ занятой, и на пенсии не сидится: одни пишут романы да мемуары, другие снимают фильмы, третьи бросились, словно в омут, в коммерцию… Кто-то, заново подковав Пегаса, штурмует Олимп, кто-то пробивается в классики… Все заняты. Встречаться некогда. Не-ког-да! А времечко-то несется стремительно…
Узнав о том, что в Институте журналистики БГУ открыты аудитории имени профессоров Г.В. Булацкого и Б.В. Стрельцова, попросил свою дочь Марию, бывшую студентку института, побывать там и рассказать о впечатлениях…
– Да, это стало настоящим событием, – сказала Маша. – Открывая аудиторию, директор Института журналистики БГУ Сергей Дубовик назвал Григория Васильевича «человеком-легендой, уникальным и абсолютно необыкновенным». Мы все считаем себя его учениками. Даже те, кто не имел счастья обретать азы журналистской профессии под его началом. Я, к примеру, поступила в 2007–м. Но институт, как ранее и журфак, живёт и дышит творческим наследием первого декана. Это особенно явственно ощущалось во время открытия именных аудиторий.
А аудитории просторные, светлые, вместительные. Практически ежедневно здесь проходят лекции, студенты сдают экзамены, зачёты. Ребята из учебного центра коммуникационных технологий зачастую устанавливают здесь технику для обзорных лекций. Считаю, эти аудитории надо бы хорошенько обустроить. Известно, к примеру, что в годы войны Булацкий был штурманом самолета, который он с товарищем по разрешению И.В.Сталина приобрел на свои средства. Этому факту в музеи истории Великой Отечественной войны отведен целый стенд. А почему бы в именной аудитории не разместить копии документов из музея, его книги, рукописи, фотоснимки… Там можно было бы проводить вечера его памяти, особенно полезные для студентов младших курсов. Пока же именные аудитории отличаются лишь табличками на входных дверях да одинокими портретами возле доски…
Думаю, эти предложения имеют резон. Но ведь кому, как не им, будущим журналистам, вплотную заняться этим важным делом?
Александр Акулик
О себе – коротко
Закончил БГУ в 1960 г. Работал в «Гродзенскай праўдзе”, “Сельской газете”, на телевидении. После окончания Академии общественных наук при ЦК КПСС (была такая в Москве) направлен в журнал “Коммунист Белоруссии”, затем 13 лет трудился в газете “Рэспубліка” – зам., первым зам. редактора. Кандидат исторических наук. Работал ученым секретарем Минского НИИ социально-экономических проблем, ведущим научным сотрудником отдела межгосударственных отношений НАН Беларуси. Награжден медалью “За трудовую доблесть”, двумя Почетными грамотами Верховного Совета республики. Лауреат премии “Золотое перо”, заслуженный журналист БСЖ.Член Союза писателей Беларуси.Золотое перо